Владимир Янкелевич
(Военный эксперт. Капитан первого ранга.)
К удивлению, хорошо знакомое слово «террор», как оказалось, не имеет общепринятого определения.
Употребляя слово, мы часто забываем его базовый смысл, наделяя его своим, новым, иным смыслом, постепенно вводя его в повседневный оборот. У немцев есть очень емкий термин Schwammwort — "слово-губка", впитавшее в себя столько значений, что уже вообще перестало что-либо означать. Научный термин этого явления, «десемантизация», означает приписывание слову смысла, которого у него не было, использование этого слова в новом смысле, при одновременном попирании смысла старого.
Это происходит на наших глазах. Так, например, сегодня некий автор термином «фашизм» может обозначить что угодно, а нам остается лишь гадать, что он хотел сказать. Фашистом могут назвать практически любого политика (и любое государство). То же происходит и с понятием «террор». Да и трудно было ожидать иного, — настолько он основательно вошел в нашу жизнь.
ХАМАС. Фото: Getty Images
Интерес к осмыслению террора вызван еще и постоянным его присутствием где-то совсем рядом – не только в повседневной реальности Израиля, США, России, Англии или Испании, но и непосредственно в жизни моей семьи. Оказалось, что террор может добраться до нас в самых неожиданных местах — на концерте мюзикла «Норд-Ост», куда жена категорически отказалась пойти, устав после перелета. В Домодедовском аэропорту, который племянник покинул за полтора часа до взрыва. В гостях у сестры в Москве на Каширском шоссе, где на мое счастье и несчастье многих других, взорвался соседний дом. В супермаркете Нетании… Не забудем и Башни-блинецы, где работала жена моего брата, но успела выйти из здания 11 сентября.
«Когда слова теряют смысл – люди теряют свободу». Конфуций.
Определений террора в современной литературе не менее ста. Одни исследователи начинают говорить о терроре с библейских времен, затем, остановившись на зелотах и сикариях, переходят к ассасинам, и «далее везде»! Другие начинают с якобинского террора…
Обилие определений не случайно. Оно вызвано соблазном подвести под это понятие все, что удобно в сегодняшней ситуации и, зачастую, просто зависит от направления взгляда. К примеру, если смотреть на Абдуллу Оджалана с турецкой стороны, то он террорист, заслуживающий смертной казни, а если посмотреть со стороны курдов, то – герой, борец за права обездоленного народа. Так один и тот же человек становится и террористом и борцом за свободу в зависимости от того, как мы относимся к заявленным им целям, одобряем ли его дело или нет. На бытовом эмоциональном уровне очень часто все виды насилия, которые не нравятся, начинают называть террором. Но понятия «нравится-не нравится» — субъективны, они меняются от человека к человеку.
Так что же такое террор?
И почему так важно определить это понятие? Правовая оценка действий зависит от их квалификации. Поколения в России воспитывались на подвиге Александра Ульянова, который, собственно, является обычным террористом, считая его героем… Так получилось, что мнение об отнесении конкретного поступка к террористическим действиям каждый принимает сам, в зависимости от своих взглядов и жизненного опыта. Мешает ли этому отсутствие единого, общего определения?
И да, и нет. Мешает, безусловно, юридической квалификации преступления, но на вопрос «ты знаешь, что такое теракт?», каждый ответит положительно, и отсутствие единого правового определения этому не помеха. Это так же, как определение, к примеру, порнографии – каждый знает, что это такое, но единой формулировки нет.
При таком обилии мнений можно попытаться дать и свое определение террора. Наиболее приемлемым мне представляется определение террора, как «индивидуальные действия отдельного человека или организованной структуры (до государства включительно) по созданию атмосферы всеобщего страха, направленные на людей, не связанных с проблемой, против которой выступает источник террора, с целью навязывания обществу действий или решений в интересах террориста».
Именно всеобщий страх, или назовем его более подходящим термином «ужас», потому что «terror» переводится с латыни, как ужас, есть инструмент для достижения террором поставленных целей. Потому критически важно, что террор наносит удар не против конкретных личностей или структур, а против кого угодно. Именно такое, безадресное насилие способно вселить тот самый всеобщий ужас, в атмосфере которого террор может выставлять свои требования.
Еще одна важная сторона террора: его структура должна взять на себя ответственность за теракт и объявить условия продолжения или прекращения террористической деятельности. Без этого нет террора. Вряд ли это определение удовлетворит всех, но другие определения показались мне менее подходящими.
При таком подходе Катынский расстрел – это страшное преступление, убийство, но не террористический акт, потому что никто не сказал, что это сделали мы, такие-то и такие-то, и предупреждаем, если Вы (кто?) не сделаете то-то и то-то, то мы расстреляем еще 21 тысячу польских офицеров. Точечная ликвидация в Газе командующего военного крыла ХАМАСа Ахмеда Джабари в ноябре 2012 года не является террористическим актом, а ракетный обстрел Ашкелона – это, безусловно, тероризм.
Сами по себе действия, такие, как захват заложников, диверсии, убийства или массовые репрессии, становятся "террористическими" только в случае использования для устрашения общества в целом, причем именно превентивного, и это очень важно. Только превентивное всенаправленное устрашение может подавить волю к сопротивлению, заставить принять требования террористов.
Вот один, сравнительно недавний пример. 11 марта 2004 года в Мадриде настал «День терактов»: 10 взрывов, 193 погибших, 2050 раненых. За этими терактами стояла подпольная исламская организация. Испания погрузилась в траур. Спустя три дня в Испании состоялись выборы, на которых правящая Народная партия потерпела сокрушительное поражение, премьер-министр Хосе Мария Аснар был вынужден уйти в отставку, и пришедшая в результате терактов к власти Испанская социалистическая рабочая партия срочно вывела испанские войска из Ирака.
Это только один из примеров, но их, таких примеров, достаточно много, чтобы увидеть – террор работает, и, следовательно, никуда не исчезнет.
Немного истории
Насилие – постоянный спутник человечества. Усталость от непрерывной войны привела в 1648 году бывших врагов на первый в истории дипломатический конгресс (чем не прообраз ООН?), где был не только заключен Вестфальский мир, но и заложен новый мировой порядок, основанный на государственном суверенитете. Насилие не исключалось, но ему определили рамки — право на насилие было делегировано исключительно государству.
Вестфальский мир (картина Герарда тер Борха (1648 год)
Мы и сегодня, в 21 веке, живем в этой системе, воспринимая насилие со стороны государства, как должное. Нам лишь важно, чтобы это насилие происходило в рамках законодательства, как внутригосударственного, так и международного.
О терроре, как способе управления обществом, после Вестфальского мира забыли на 140 лет, до появления на мировой сцене явления, называемого Великой французской революцией.
10 марта 1793 г. в Париже был создан «Революционный трибунал», некий квази-судебный орган борьбы со всеми, кто «покушался на свободу, равенство, единство и неделимость Республики». Трибунал применял только одну меру наказания – смертную казнь. Так, 1793 год стал годом рождения государственной политики внутреннего террора, предтече многих последователей – от Ленина, Сталина, Гитлера до Пол Пота. Террор, но для чего? Естественно, для достижения всеобщей Свободы, Равенства, Братства всех людей, кроме гильотинированных.
Позже, декретом 10 июня 1794 г. террористическая направленность Ревтрибунала была узаконена. Декрет определил, что «революционный трибунал учрежден для того, чтобы наказывать врагов народа». Знакомый термин? В провинции террор, помноженный на самодеятельность либо чиновников, опасающихся за свою жизнь, либо просто поклонников террора, был не менее активен. В Марселе несколько сот заключенных, членов семей эмигрантов, были затоплены на барже в море. В Нанте до 3 тыс. заключенных потопили в р. Луаре. И это узнаваемо, не правда ли?
Якобинцы якобы мстили за смерть Марата, а большевики, естественно тоже в ответ, но за убийство Урицкого и Володарского. И закончили, в основном, герои террора сходно, пав жертвой созданной ими же системы – кто на гильотине, кто в расстрельных подвалах Лубянки.
"…пишут, пишут… Конгресс, немцы какие-то… голова пухнет! Взять все, да и поделить…" М. Булгаков
Последующий всплеск терроризма был вызван к жизни промышленной революцией XIX века, усилившей расслоение общества, и, как ни странно, ростом просвещения, стимулировавшего поиски «справедливого» мироустройства. Горячие головы стремились облагодетельствовать всех вообще, как можно быстрее, причем самым привлекательными способами были самые простые, а потому и самые понятные решения — «взять все, да и поделить…»
Королева Австро-Венгрии Елизавета. Википедия.
В России взрывали или убивали народовольцы, эсэры, они шли в струе общемировых процессов. В 1894 году был убит Президент Франции Сади Карно, в 1897 – премьер-министр Испании Кановас дель Кастильо, анархистом Луиджи Луккени 1898 году в Женеве была заколота заточкой королева Австро-Венгрии Елизавета. В 1900 году в Монце был застрелен анархистом Гаэтано Бреши король Италии Умберто I, а в 1901 г. – застрелен президент США Уильям Мак-Кинли.
Уильям Мак-Кинли (William McKinley) 25-й президент США. Википедия.
У роста терроризма конца 19-го века должна была быть причина. Понятно, что любовь к простым решениям — преодолеть экономическое неравенство с помощью бомбы или пистолета — никуда не делась, но этого недостаточно. Новым фактором стала появившаяся в результате большей доступности образования разночинная интеллигенция, оторванная от привычной социальной среды, обеспечивающая свое существование умственным трудом. Именно она стала катализатором процессов радикализации протестных групп, как для решения политических и социальных проблем, так и для реализации устремлений радикального национализма.
Либеральная интеллигенция и терроризм
Парадоксально, но культурный, либерально настроенный человек, интеллигент, склонен сочувствовать террористам априори. Это кажется странным на первый взгляд, но только на первый. Его интеллигентность привносит стремление разобраться с проблемами мироустройства и того общества, в котором он живет. Осмысления обычных, повседневных проблем о хлебе насущном ему недостаточно. Появляется стремление понять оппонента без «упрощения», уйти от стереотипов и выработать собственное мнение. Но мир скроен из недостатков, из того, чего хотелось бы избежать. Понимание этого обычно приводит интеллигенцию к диссидентам.
"Интеллектуальные силы рабочих и крестьян растут и крепнут в борьбе за свержение буржуазии и её пособников, интеллигентиков, лакеев капитала, мнящих себя мозгом нации. На деле это не мозг, а говно". В. И. Ленин (Из письма к Горькому 15 сентября 1919 года)
Интеллигенция, как правило, законопослушна, но, в силу вышеизложенного, понимает и поддерживает легитимные требования, направленные на искоренение всевозможной несправедливости, с пониманием относится к протестным движениям разного направления: за равноправие женщин, сексуальных меньшинств, защиту китов, запрещения испытаний препаратов на животных, за вообще все, где усматривается несправедливость. Если/когда протестные движения радикализуются, то в большинстве своем интеллигенция перестает принимать в них непосредственное участие, но неприемлемость форм и методов радикальной борьбы в личном плане сохраняет все же ощущение определенной «внутренней правоты» протестующих, отстаивающих свои права в борьбе с «бездуховной цивилизацией», ставит интеллигенцию на сторону «униженных и оскорбленных» как минимум в моральном плане.
Но и террористы обосновывают свои действия теми же благими аргументами – защитой униженных и оскорбленных. «Конечно, их методы неприемлемы, но ведь это во имя благой цели…»
Профессор Холмс и терроризм
Недавно покинувший этот мир профессор Холмс (Roger W.Holmes), заведующий кафедрой философии в Маунт Холиоук Колледже, оставил нам в наследство свои мысли по поводу терроризма в книге «Терроризм, жестокость и ненасилие», но прежде чем познакомиться с его взглядами, давайте обратим внимание вот на что.
Диверсант, прошедший специальную подготовку, изначально нацелен на работу во враждебном окружении. Терроризм же способен существовать лишь при опоре хотя бы на минимальную поддержку и сочувствие общественного мнения, без этого терроризм обречен на скорое поражение. Так было и так будет.
Карло Пиказане.
Карло Пизакане, родившийся с титулом герцога Сан Джовани, автор теории «пропаганды действием», вдохновившей многих террористов последующих эпох, решил реализовать свои идеи на практике. 25 июня 1857 года он во главе отряда из 20 человек захватил тюрьму на острове Понца и освободили около 300 заключенных, и уже с ними захватил городок Сапри. Но «пропаганда действием» не оказала должного влияния на местное население, которое на следующий день уничтожило весь отряд. Правда Луиджи Меркантини написал хрестоматийное стихотворение «Сборщица колосьев из Сапри» — «Их было триста, они были молоды и сильны — и они погибли!», но это Пиказани помогло мало.
Спустя 110 лет, в ноябре 1966 года Эрнесто Че Гевара проводил «пропаганду действием» в Боливии. Бойцов у него было меньше, чем у Пиказане — «Армия национального освобождения Боливии» насчитывала около 50 человек. К сожалению Че, боливийские угнетенные крестьяне оказались не более подвержены пропаганде, чем итальянские. Итог его борьбы не сильно отличался от итогов Пиказане.
Плохо террористу без поддержки населения. К сожалению, нужно отметить, что во все времена они не испытывали недостатка ни в поклонниках, ни в доверенных лицах. Легенда, что террорист – это просто человек, не закосневший в равнодушии, жертвующий собой ради справедливого дела, удивительно живуча.
Послушаем профессора Холмса: «Непонятно, почему логика, используемая для оправдания убийства невинных граждан при ведении военных действий, — а считается что именно это полезно, необходимо или неизбежно для достижения избранных целей, — не годится для того, чтобы оправдать их убийство в террористической войне».
Для профессора все просто, он легко приравнял «полезно» с «неизбежно», и пошел дальше: «Террористы не воюют в конвенциальной войне, потому что у них нет армии». То есть, если нет армии, то вполне легитимно (по Холмсу) взорвать дискотеку или обстрелять школьный автобус. Пример Холмса демонстрирует некоторую притягательность терроризма, естественно, при рассмотрении с безопасного расстояния. Холмс пытается убедить читателя, что террорист, как личность совсем не хуже, а гораздо лучше солдата в форме — террорист убивает в силу убеждений, а солдат просто в силу приказа, не понимая, чего ради это нужно делать. На том основании, что и террорист и солдат могут убивать, Холмс ставит между ними знак равенства, явно предпочитая террориста.
Что же делать (по Холмсу)?
Для начала, считает Холмс, необходимо вступить в общение с террористами, вместо того, чтобы отказаться вести с ними дела, так как у них, у террористов, могут быть свои резоны. Далее необходимо признать, что террористы – это совсем такие же люди, как и мы с Вами, просто взявшиеся решать то, что мы перекладываем на других.
Нужно отметить, что Холмс пишет: «Это совершенно не значит, что какая-то или, тем более, большая часть их действий оправдана». Но там же: «Они не чудовища и недочеловеки, на которых нужно обрушить праведный гнев цивилизованного человека. Часть нашей ответственности заключается в том, чтобы попробовать понять, что же все-таки ведет их к совершению таких актов, и есть ли какая-то справедливость и в их позициях?»
Нужно ли вспоминать профессора Холмса? А может пусть себе покоится с миром?
Он то покоится, но дело его живет. Вот и работу опубликовали в России не так давно, а на Западе она и раньше была достаточно известна — взгляды Холмса находят отклик в размягченных душах западных либералов. Это видно по отношению к двум таким «ярким представителем борьбы за права угнетенных», как ХАМАС и «Хизбалла».
ХАМАС объявлен террористической организацией Канадой, ЕС, Израилем, Японией и США, но Австралия и Великобритания разделили эту организацию на «чистых и нечистых» и причисли к террористическим только военное крыло ХАМАСа. О России и говорить нечего. Дмитрий Медведев, в то время президент России, в мае 2010 г. счел возможным встречаться с главой политбюро Хамаса Халедом Машалем и обсуждать с ним перспективы создания Палестинского государства. Видно Холмса начитался. Слова же МИДа Израиля о том, что «нельзя делить террористов на хороших и плохих по географической принадлежности…» — на Медведева впечатления не произвели.
Ряд западных политических деятелей и журналистов считают, что нельзя считать ХАМАС террористической организацией в силу победы на выборах в Газе, а в Иордании, Сирии и Египте и Ливане ХАМАС вообще считают «легитимной организацией сопротивления», а не «террористической организацией».
Адвокат Стэнли c интересной фамилией Коэн, представляющий интересы мусульман и палестинских активистов и имамов на уголовных процессах, говорит: "Для большей части мира ХАМАС не считается террористической организацией, а скорее национально-освободительным движением, участвующие в асимметричной войне низкой интенсивности. Для большей части мира, многих в мировом сообществе, именно Израиль рассматривается как террористическое государство". Поколения коганим, его предков, перевернулись в гробу…