 |
Гилберт Клейтон, британская разведка. Каир
Непредвзятый взгляд на карту Ближнего Востока порождает сильное недоумение у человека, знакомого с картой оттоманской империи. Границы возникших на ее месте «независимых национальных государств» никак не совпадают с границами оттоманских провинций (велаятов). Этот феномен объясняется особенностями образования и психики людей, фактически поделивших Турцию после ее поражения в первой мировой войне. Речь идет об узком круге советников и помощников военного министра Британии, лорда Горацио Герберта Китченера.
28 июля 1914 года – в тот же день, когда был отдан приказ о захвате турецких дредноутов, Черчилль обедал с Китченером, занимавшим на тот момент должность британского проконсула («генерального агента») в Египте. Китченер отвечал за безопасность Суэцкого канала и скорейшую переброску, в случае необходимости, войск из Индии на европейский континент. Черчилль сказал Китченеру: «Если начнется война, Вы не вернетесь в Египет». У Китченера подобная перспектива не вызывала особого восторга: он прибыл в Британию для участия в торжественных церемониях по присвоению ему титула герцога Хартумского. Он намеревался стать вице-королем Индии. Сама Британия и ее проблемы никак лорда не привлекали.
Тем не менее, в день отплытия из Дувра 3 августа Китченер был остановлен телеграммой премьера Асквита (Китченер уже был на борту парохода, отправлявшегося в Марсель и жаловался на неоправданную задержку). Как выяснилось, отплытие было не задержано, а аннулировано. Британские правящие круги влезли в мировую войну и только после этого поняли, в каком хаотическом состоянии находится армия. Асквит, под давлением общественного мнения , сделал Китченера, наиболее прославленного и авторитетного солдата империи, военным министром.
 |
Лорд Китченер
Китченер был настоящим национальным героем: Он отомстил за смерть генерала Чарльза Джорджа Гордона, разрушил империю дервишей, отвоевал Хартум и Судан. Позднее, в 1889, он пресек попытки французского проникновения в форте Фашода, Судан. Англо-бурская война для британцев началась очень плохо, но прибытие Китченера на театр военных действий обеспечило ее победоносное завершение. Далекие форпосты империи, на которых он служил, создали его славу. Дистанция превращала его в колоссального, магического сфинкса, восседающего над пустыней. Одиночка, использовавший небольшую группу советников и адъютантов в качестве стены против внешнего мира, в популярной мифологии превратился в сильного и молчаливого героя.
Гражданские члены кабинета (а стоит отметить, что в нем не было военных со времен Веллингтона) испытывали по отношению к Китченеру священный трепет. На первых же заседаниях он потряс их пессимистическими прогнозами: что война будет длиться долго, минимум три года, что в результате погибнут миллионы людей, и что исход войны будет решен на полях сражений Европы, а не в морских битвах. В августе все еще верили в победоносную кратковременную кампанию. Китченер начал процесс создания современной массовой армии, о которой в то время мало кто имел представление, с целью победы в тотальной войне.
По иронии судьбы, из-за случайного совпадения обстоятельств, которые конструируют науку, известную нам под именем «история» во главе британской военной машины встал национальный герой, считавший себя и считавшийся специалистам по Востоку. Это наложило отпечаток на всю последующую британскую политику в регионе – и на ее плачевные последствия.
 |
Непосредственно перед назначением на пост военного министра Китченер правил Египтом, который все еще номинально считался частью Оттоманской империи. Британцы оккупировали Египет в 1882 году, «с целью наведения порядка». Наведя порядок британцы ретироваться не стали. Египет был относительно новой прибавкой к британской сфере влияния. Офицеры, служившие в Каире, развили свой, особый взгляд на события, происходящие в арабском мире. Будучи дислоцированы в арабской стране, они возомнили себя экспертами в арабских делах, каковыми они не являлись. Они также были весьма раздражены тем, что их «экспертизой» не пользовались, что им активно противостояли два государственных института, традиционно ведавших в империи отношениями с исламским миром – министерство иностранных дел и правительство Индии. Ни Китченер, ни его подручные не продемонстрировали понимания той великой разницы, которая существует между различными общинами Ближнего Востока. Арабы и египтяне, например, говорят на одном языке, но сильно отличаются друг от друга по этническому составу, культуре, внешнему виду и историческим обстоятельствам. Даже если каирская клика была экспертом по египетским делам, это не означало, что ее члены были экспертами по делам арабским.
Британцы знали, что хедив – египетский принц, в тени авторитета которого они правили страной, намерен расширить зону своего влияния. Амбиции хедива – номинально наместника турецкого султана, заключались в том, чтобы занять его место в качестве духовного лидера исламского мира – халифа в арабоязычных провинциях империи, и тем самым расколоть ее надвое. Другой вариант заключался в том, чтобы провозгласить священный халифат в Мекке, которым бы правил один из клиентов хедива.
Большая стратегия и комбинации мировой политики оставались вне фокуса офицеров британского Каира – места, обладавшего по выражению одного из помощников Китченера «всеми признаками ограниченности и провинциальности британского гарнизона».
Начало войны потребовало от империи немедленно прояснить характер британского присутствия на Кипре и в Египте, поскольку оба официально считались частью оттоманской империи. Кабинет просто потребовал их прямой аннексии. «Секретарь по делам Востока» Китченера Рональд Сторрс высказал яростные протесты против аннексии Египта, указывая на то, что они прямо нарушают 40 лет британских обещаний «предоставления независимости». «Агентство» (администрация в Каире, главой которой был Китченер) выступило за предоставление Египту статуса протектората. Кабинет согласился – и это стало признаком всех дальнейших отношений кабинета и агентства в формировании будущей ближневосточной политики, или, точнее, раздела Турции.
Кабинет, например, разрешил агентству установить в Египте тот порядок правления, который впоследствии предполагалось распространить на весь арабский мир. В отличие от Индии, где была введена прямая система британского правления, в Египте британцы правили в тени местного наследного принца, от имени которого издавались написанные британскими советниками указы и законы.
Процесс принятия египетского решения стал предтечей и образцом всех последующих решений, которые Сторр и другие члены антуража Китченера принимали в тени славы фельдмаршала. Когда взгляды правительства на то, что происходит на Востоке вступали в противоречие с взглядами Китченера, как правило, побеждал Китченер и его люди. Уникальный престиж фельдмаршала делал это возможным. Характерной, в этом отношении, является пометка министра иностранных дел, сэра Эдварда Грея, на одной из каирских телеграмм: «Согласен ли лорд Китченер? Если да, я тоже согласен».
Еще одной из причин, по которой министры с легкостью соглашались с рекомендациями «специалистов» были общая невежественность и неведение о делах Ближнего Востока, масштабы которых трудно себе представить в нашу информационную эру. Сэр Марк Спайс, один из немногих депутатов парламента, лично объездивших оттоманские земли, сообщал о полном отсутствии литературы, посвященной географии и истории турецкой империи. Все имевшиеся в наличии «истории» не основывались на оригинальном исследовании, и все были , в большей или меньшей степени, копией германской монографии 1744 года. В 1917 году, при подготовке наступления на Сирию, британская разведка сетовала на то, что не существует книг и атласов, посвященных этой провинции «ни на одном из европейских языков».
После объявления войны британская разведка столкнулась с полным отсутствием карт. Исключением стал Синайский полуостров, карта которого была изготовлена одним из офицеров разведки Китченера. Когда война дошла до Ближнего Востока, и политики, и солдаты знали, что речь о не исследованной, и, в буквальном смысле слова, не нанесенной на карту территории.
Китченер всегда опирался на свой штаб. Он стал военным министром, и это означало не только то, что он переехал в Лондон, но и то, что центр власти и влияния сместился в Каир, в руки его верных помощников. Наибольшее значение имел тот факт, что уже к концу 1914 года Китченер выбрал людей, которые должны были консультировать правительство в делах арабского мира и осуществлять правительственную политику на Востоке. Передавая им эту власть, Китченер перенес центр тяжести принятия решений из космополитической столицы мировой империи, где чиновники, возможно, не обладали специфическими познаниями о Ближнем Востоке, но имели представление о «всемирном процессе» в колониальные столицы Египта и Судана, где старые предрассудки никто не осмеливался критически проверить или бросить им вызов.
Слабость военного министра, как указывал один из современников, заключалась в том, что он ощущал себя в Лондоне больше чужаком, чем в Каире или Калькутте. Фельдмаршал чувствовал себя крайне неуютно в незнакомом окружении. Вместо того, чтобы консультироваться с экспертами военного министерства и МИДа, он продолжал советоваться со своим персоналом в Каире. Он попросил Рональда Сторрса, своего «секретаря по делам Востока», остаться и помочь ему в Лондоне. Сторрс указал ему, на невозможность такого варианта, запрещенного соответствующими правительственными инструкциями. Несмотря на это, Китченер продолжал прислушиваться к мнению Сторрса даже после того, как тот вернулся в Каир. Следует отметить, что Сторрс, сын англиканского священника, вряд ли преуспел бы в Лондоне – они имел всего лишь первую академическую степень по восточным языкам и литературе. 10-летняя служба в офисе «египетского агента» превратила его, однако, в одного из главных экспертов империи по восточным и арабским делам.
 |
Фрэнсис Вингейт
К концу 1914 года стало ясно, что война закончится не скоро, и также нескоро Китченер вернется в Каир. Настало время избрать нового агента. Им, по персональному требованию Китченера , стал сэр Генри МакМахон, бесцветный индийский чиновник накануне пенсии. Тем не менее, «каирская клика» продолжала напрямую докладывать военному министру, минуя голову МакМахона, получившего новый титул «Генеральный Комиссар». Главной военной фигурой в регионе стал генерал-лейтенант сэр Фрэнсис Реджинальд Вингейт. Он, вслед за Китченером, стал сирдаром (командующим) туземной египетской армии и генерал-губернатором Судана. Вингейт также считался большим экспертом в восточных делах и хорошо знал арабский. Вся его военная карьера была сделана на Востоке, в основном, в военной разведке. Один из очарованных современников писал о Вингейте времен хартумской кампании: «Что касается этого таинственного сына лжи, Араба, полковник Вингейт может беседовать с ним часами, и, по окончании разговора точно определить не только, сколько правды в его разговоре, но и то, что тот попытался скрыть. Ничто не может быть скрыто от Вингейта». Вингейт, управлявший выжженным солнцем Хартумом, находившемся в 1345 милях от Каира, чувствовал себя брошенным, ненужным и недооцененным. Оттуда, в письме к другу он жаловался на то, что его геополитические предложения об использовании «нашей близости к священным мусульманским местам» блокированы правительством Индии, и потому он предпочитает «хранить молчание».
Агентом Вингейта в Каире (официальным представителем администрации Судана при правительстве Египта) был сэр Гилберт Клейтон. Он также провел основную часть своей жизни, воюя в Судане и Египте, и ему предстояло стать одним из создателей новой британской ближневосточной политики. Он также был главой разведки египетской армии.
Клейтон стал фактически главой арабской политики империи 31 октября 1914 года, когда его назначили одновременно главой разведки британской армии, главой гражданской спецслужбы в Египте и главой разведки египетской армии одновременно. С этого момента Лондон получал только одну версию разведывательных данных, только одно толкование событий вместо трех. Перед войной всего лишь артиллерийский капитан, к ее окончанию Клейтон стал генералом.
Клейтон по-отцовски руководил молодыми британскими археологами и ориенталистами, стекавшимися в Каир, чтобы служить в разведке под его руководством. Для них он был олицетворением компетентности и «тертого калача», знающего свое дело.
Несмотря на то, что МИД и правительство Индии периодически возражали против директив, производимых Вингейтом и Клейтоном, никто во время войны и сразу после ее окончания не ставил под вопрос их профессиональные способности и знания, основанные на опыте многолетней службы на Ближнем Востоке. Только через несколько лет после окончании войны Ллойд Джордж, опираясь на ставшие доступными документы германской стороны, смог выдвинуть тезис об их опасной некомпетентности.
Ранним признаком таковой стал доклад местного британского военного командира, генерала Максвелла, за месяц до начала войны с Турцией. Он сообщал Китченеру, что не может «получить никакой достоверной информации из Константинополя, Малой Азии и Сирии. В то же время «Восток наполнен германскими шпионами, и они получают хорошую информацию» Само правительство Египта было наполнено оттоманскими шпионами, и от них не смогли избавиться до 1916 года, когда чисткой занялся присланный Лондоном Виндхэм Дидс.
Если Максвелл хотя бы проявил честность и признал, что разведывательной информации у него нет, то Клейтон и Вингейт попали в ловушку и верили, что такая информация у них есть. Вслед за Фитцморисом они полагали, что оттоманское правительство находится в руках прогерманских евреев. В конце 1914 году генерал Вингейт обвинял в войне «синдикатов евреев, финансистов и безродных интриганов».
Вингейт и его коллеги совершили ошибку обобщения и преувеличения тенденций, господствовавших в «мусульманском общественном мнении». Сразу после начала войны Сторрс послал Максвеллу доклад, основанный на сообщении сирийского информатора: «Обитатели Сирии полны ненависти к оттоманскому режиму, поскольку они верят в то, что тот поддержит сионизм. Эти сионисты крепко связаны с Берлином и Константинополем и являются самым важным фактором в современной политической жизни Палестины». Фальшивые слухи о том, что Берлин и турки поддерживают сионизм позднее сыграли немалую роль в решении британского кабинета издать контрдекларацию, поддерживающую сионизм.
Сторрс ошибочно полагал, что турки влезли войну из-за сионистов – последующее исследование МИДа показало, что большинство населения империи, даже населения нетурецкого поддерживало и войну, и альянс с Германией. Столь же ошибочным было мнение, что мусульманская ненависть к идее еврейской Палестины пробудилась лишь после начала войны. Корни мусульманской вражды к евреям лежат гораздо глубже, и враждебность была выражена открыто с первыми попытками создания еврейских колоний в Палестине.
В оценке настроений неудовлетворенности турецким правлением в некоторых частях оттоманской империи Китченер и его лейтенанты не смогли уловить наиболее выдающуюся характеристику мусульманского Востока – при любом раскладе он не был готов к тому, чтобы им правили немусульмане. За линией фронта было множества разочарованных младотурками правоверных, но для них альтернативой было другое турецкое правительство, или даже правительство нетурецкое, но, в любом случае мусульманское.
Сторрс, очевидно, предполагал, что он может обдурить всех, претендуя, что египетская власть заменит власть турецкую. Он предлагал создать новую египетскую империю, которая должна была заменить империю оттоманскую, а за ее фасадом правил бы, в качестве британского наместника, лорд Китченер. Сторрс испытывал особое наслаждение от сообщений о том, что оттоманское правление стало непопулярным в Сирии – он вообразил, что может предложить сирийцам популярную альтернативу: вхождение Сирии в состав Британского Египта.
В дополнение к этому, существовало соперничество в борьбе за симпатии сирийцев между двумя основными союзниками: Британией и Францией. Британцы ошибочно предполагали, что сирийские мусульмане, ненавидящие турок, германцев, сионистов и французов, бросятся встречать их с распростертыми объятиями. Французы, также ошибочно, предполагали, что радостно встречать будут их.
Во время крестовых походов французские рыцари завоевали королевства и построили замки в Сирии. Тысячелетие спустя еще можно было найти довольно много французов, свято веривших в то, что Сирия является неотъемлемой частью Франции.
Немедленно после начала войны французские двойники Клейтона и Вингейта начали строить планы оккупации Сирии. Посол Франции в Каире и генеральный консул в Бейруте разработали план вторжения, в котором должны были принять участие 2 тысяч солдат французской регулярной армии и 30 тысяч «местных добровольцев». Все это замысливалось ради того, чтобы опередить Британию. Предложение было выдвинуто в наиболее неподходящий момент. Оно достигла Парижа в ноябре, когда внимание даже самых сумасбродных империалистов было приковано к смертельной схватке с германцами во Франции и Бельгии. Тем не менее, уже в следующем месяце чиновники военного министерства схлестнулись с МИДом. Военные требовали немедленной аннексии, дипломаты яростно возражали. С точки зрения МИДа, сохранение оттоманской империи создавало гораздо больше выгод, чем ее расчленение: перед войной Франция поставляла 45% иностранных инвестиций Турции и владела 60% ее внешнего долга.
По дороге в Каир новый генеральный комиссар Египта МакМахон остановился в Париже, где имел беседы с высшими французскими чиновниками. МакМахон славился отсутствием ума и некомпетентностью. Его тупые замечания, однако, были восприняты французами как попытки скрыть некий важный проект. Возбудившийся министр войны Александр Миллеран сообщил о подозрительных разговорах кабинету и получил авторизацию на немедленное создание экспедиционного корпуса.
Между тем, в феврале 1915, министр иностранных дел Теофиль Делкассе отправился в Лондон. Он обсудил «проблему» с сэром Эдвардом Греем. Два министра согласились на том, что Британия не будет атаковать Сирию без того, чтобы предварительно уведомить Францию. Два министра также договорились о разделе оттоманской империи. Теоретически, Британия обещала не противодействовать французским экспериментам с Сирией, хотя и предпочла бы сохранение империи. Практически, британские и французские агенты на местах рассматривали друг друга если не как врагов, то как соперников.
Продолжение данной статьи: 1914: Лорды приручают магометанство